БЫЛ ЭХОМ СВОЕГО НАРОДА
Ранние картины Савицкого «Песня», «Честь долгу», «Обязательство» выполнены в лучших традициях 50-х годов, но не принесли художнику чувства удовлетворения. Несколько полотен – «Стелют лен», «Льноводы», «На картофельном поле» – он сознательно посвятил освоению выразительного языка живописи, что было в общем русле экспериментальных поисков 60-х годов и формирования сурового стиля. Тогда произошла своего рода революция в самом методе изобразительности, наглядно демонстрируемая картинами Таира Салахова, братьев Никоновых, Виктора Попкова и многих других известных художников. Причем, процесс этот охватил искусство всех наших бывших союзных республик. В те же годы, кажется, повсюду и довольно часто стали упоминать Беларусь как республику-партизанку. Люди стали больше знать о Хатыни как о зримом символе 618-ти заживо сожженных гитлеровцами деревень, об отлаженной «индустрии» уничтожения людей в лагерях смерти. И всему этому, словно из преисподней вырвавшемуся злу, противостояли на оккупированной земле совсем не героичные герои – обыкновенные сельчане – те самые, к которым принадлежал сам Михаил Савицкий. К его личности, полно и ярко реализовавшейся в творчестве, очень точно применимы слова замечательного философа Ивана Ильина; «Он знает, что его народ – огромный живой поток, в котором течет жизнь его рода. Он дышит вместе со своим народом, и его собственное дыхание гарантирует жизнь его народа».
Нельзя не заметить, что в рассуждениях об искусстве все реже упоминается слово «народ». Не модным стало не только слово, а и сам его смысл. Но искусствоведение, публицистика прошлого века, почти до самого «миллениума», без этого высокого понятия никогда не обходилось. И каждый сколь-нибудь известный художник за честь почитал хоть в какой-то мере быть «эхом своего народа».
Вот и Михаил Андреевич считал своим творческим рождением картину «Партизаны»,в которой простой сюжет прощания обрел звучание пролога к героическому народному эпосу. Подобное прочтение образа дает выразительность единого темного силуэта двух фигур, внутренняя эмоциональная их наполненность при внешней суровой сдержанности. С этого полотна 1963-его года началась последовательная разработка своей главной темы, получившей наиболее полное воплощение в двух «Партизанских мадоннах» 1967-го и 1978-го годов. Название осталось неизменным, ибо в нем зашифрована самая суть, сердцевина «своей» темы. Символический образ имеет конкретную историческую основу; удивительно, но почти две трети территории оккупированной Беларуси контролировалась партизанскими соединениями. В этих партизанских зонах работали сельсоветы, школы, крестьяне, как обычно, трудились и выходили на боевые задания. Сам этот факт говорит об огромной жизненной и духовной силе народа. Поэтому и возникла в воображении художника совершенно новая и самобытная интерпретация извечного символа продолжения жизни и жертвенной любви.
Разъединенные по времени создания десятилетием эти картины совершенно различны стилистически, а потому – и содержательной наполненностью. Если первая (находящаяся в Государственной Третьяковской галерее) как бы отвечая требованиям сурового стиля, обладает сдержанной мужественностью образа, то вторая (собственность Национального художественного музея в Минске и потому получившая в название дополнение «Минская»), отличается яркой эмоциональной открытостью. От возрожденческой классики – здесь даже совершенно очевиден адрес обращения к рафаэлевской «Сикстинской мадонне» – заимствована очищенная идеальность образа, торжественность жертвенного несения юной матерью своего дитя в грозный, не предвещающий благостных времен мир.
Глубокая трагедийность всего мироощущения, и творчества, и самой судьбы художника – одно из главных и неотъемлемых свойств личности Савицкого. Картина «Казнь» (1968) – очевидный и убедительнейший пример этого свойства. Убеленный сединами старец, мужчина и юноша, беременная женщина предстоят перед зрителем в последние минуты их жизни. Очевидно, что не произойдет чуда избавления. Говоря словами Василия Быкова, «последняя милость», которую дарует им жизнь – «умереть по совести, со свойственным человеку достоинством». Полотно Савицкого изображает не отдельный типичный случай военного лихолетья, а воплощает героический образ народного бытия в целом.
Во многих картинах этого цикла живописный язык становится особенно напряженным, экспрессивным. Подобен молнии всполох света в полотне «Убийство семьи партизана» (1972). Застывший всплеск отчаяния представляет картина «Партизаны. Блокада» (1967), изображающая похороны маленьких спелёнутых детей-покойников. Упорно идущая, сбитая в монолит толпа беженцев в картине «Витебские ворота» (1967) надвигается из глубины полотна грозно, подобно праведному возмездию.

ПЕПЕЛ БУХЕНВАЛЬДА
Сюжеты партизанской войны при всех трагических коллизиях имеют главный смысловой акцент: люди сражаются на своей земле, защищают свою Родину. Но сколь возрастает трагизм противостояния жизни и смерти, когда человек брошен в кромешный ад Освенцима, Дахау, Бухенвальда! И вот Савицкий начинает говорить о самом невероятном, о том, что невозможно ни вообразить, ни помыслить, о том «обыкновенном фашизме», который стал обыкновенными буднями лагерей смерти. В 1978 году было написано большинство картин серии «Цифры на сердце». Работа над ней обозначила новую веху восхождения мастера на Голгофу человеческих страданий. «Мне пришлось быть свидетелем чудовищных преступлений против человечества… Поэтому я взялся писать серию картин о фашизме, чтобы в обобщенных, синтезированных образах показать то, что невозможно почерпнуть ни из словесных описаний, ни из документов», -говорит Михаил Андреевич.
Савицкий воссоздал леденящую атмосферу разгула смерти. Вереницу обреченных эсэсовцы гонят в газовую камеру. Тела жертв, как строительный мусор, сгребаются бульдозером или, наоборот, аккуратно укладываются в штабеля бревен для сожжения. Чадят дымные факелы в руках обезумевших палачей. Изображая ужасное, жестокое, живописец утверждает собственную, выстраданную концепцию прекрасного. Если человек есть венец творения, а жизнь его представляет ни с чем не соизмеримую ценность, то и истязаемый, обреченный, замученный он должен сиять бессмертной, одухотворенной красотой. Эта концепция, во-первых, обратила художника к классической традиции, наиболее соответствующей воплощению образов идеально прекрасных, возвышенных. Во-вторых, она вызвала необходимость метафорического контраста изображений-символов прекрасного и безобразного. Строг и отточен рисунок тел убитых, они кажутся изваянными из благородного мрамора, прекрасны их лица с печатью отрешенного спокойствия. Жертвы везде олицетворяют истинно человеческое начало, изначально и бесконечно прекрасное. Палачи, наоборот, всюду мертвы уродством «нелюдей», извративших человеческую природу. Отвратителен белобрысый молодчик, деловито утирающий руки после кровавой расправы, мистически ужасны черные исчадья какого-то инфернального мира в конвульсивной пляске с факелами. И картины вызывают шок – настолько они неожиданно поражают мощью ритмических, тональных, пластических контрастов. Наверное, трудно найти в современной живописи более четкого, более непримиримого противостояния света – тьме.
«Я был в массе людей, - вспоминает Михаил Андреевич, - был одним из этой массы, среди людей разных национальностей, судеб, характеров. И тогда, перед лицом гибели, высвечивалась особенно ярко вся шкала человеческих сущностей – от предательства до самопожертвования. Уничтожая людей столь массово, нацисты пытались доказать, что человек есть всего лишь «тварь дрожащая». Но, оказалось, существует то, над чем ни насилие, ни смерть не властны – человеческое достоинство, сила духа».
На фоне плотной тьмы – группа узников. Мучительно напряжены их изможденные, заострившиеся лица. Но эти лица вспыхивают ярким светом надежды, исступленной жажды жизни и свободы. А маленькая рация посылает в эфир сигналы бедствия «СОС». Затерянные в грохоте второй мировой войны, эти молящие о спасении позывные превратились в мощный гул Бухенвальдского набата.
Полотна серии различны по степени преобладания в них документального или символического начала. Убеждающая сила факта – в картине 1974 года «Побег», с которой началась работа над всем циклом. Совершенно достоверна композиция «Канада». Так называли гитлеровцы пункты сбора награбленных богатств, преимущественно драгоценностей. Картина «Танец с факелами» чрезвычайно органично и ёмко соединяет достоверность факта с образной символикой. Но есть удивительное полотно целиком рожденное как символ, звучащее торжественно, реквиемно. Прекрасная мадонна с младенцем (словно родная сестра тех, что созданы мастерами итальянского Возрождения) парит над черной землей. Багровое сияние в небе напоминает о кругах того ада, мрачный образ которого, наверное, не смогло бы вместить воображение самого Данте. Их прошла «Мадонна Биркенау», возносящаяся над лагерем смерти.
На одном из тринадцати полотен серии, написанном в 1976 году, изображен неестественной худобы юноша в короткой не по росту арестантской одежде. Красный треугольник на его груди означает – русский, политический. И рядом номер – 32815. Он же вибит на жетоне, висящем на шее. Потеря такого жетона каралась смертью. Вот и есть они, цифры на сердце. Юноша стоит гордо выпрямившись. Чуть закинута голова, и глаза из-под опущенных век смотрят с дерзким вызовом, зорко, всевидяще. Это единственный автопортрет Савицкого, так и названный «Узник 32815». В этом названии – и 12 миллионов погибших из 18 миллионов узников концлагерей, и 50 миллионов (а, возможно, и гораздо больше) жертв второй мировой войны. Цифры ужасают. Но разве в современном мире меньше еще никем не подсчитанных жертв агрессии и террора, голода и нищеты? Актуальность серии мастера – в пронзительном и громогласном пафосе протеста против гибели человека и человечества

ФОРМУЛА КРАСОТЫ.
Работа над военными полотнами была для Михаила Андреевича постоянным стрессом. Подобных психических нагрузок невозможно было бы вынести, если бы постоянно не писались им с любовью и надеждой картины о мирной земле, о крестьянстве. Сам образ Земли-матери, кормилицы, дарующей изобилие плодов земных и благодать жизни, имеет для художника сакральный смысл. И земля, и люди, трудящиеся на ней, всегда пишутся им в золотисто-солнечном колорите, словно лучащем доброе и щедрое тепло. Эти картины – сказание о праведной жизни, честной и бесхитростной, о подзабытом ныне крестьянском достоинстве. Поэтому не просто идут с караваями женщины в картине «Хлебы» (1968), а царственно шествуют. Широкие цветные юбки, фартуки, полушубки и платки – обычная одежда сельских женщин выглядит не только нарядной, но и выражает целомудренную устойчивость народных традиций. Вместе с тем, нелегкие раздумья о судьбах земли объединяют героев картины «В поле». Величавой и задумчивой гармонией наполнена сложная композиция 1975 года «Зерно». С ритуальной значительностью написаны, как видно, опытные хлеборобы, перебирающие в ладонях зерно. В юношах и девушках – красота ничем не омраченной и не отягощенной памятью молодости.
Излюбленные тематические линии в творчестве Савицкого не прерываются. А их развитие приводит к постоянному обновлению живописного языка. От года к году меняются приметы стиля в его полотнах. Нарастает полихромность колорита. От доминирующей ранее выразительности силуэта художник переходит к более развитой в пространстве пластической лепке.
Органично продолжает тему крестьянского труда, полной, даже безупречной, гармонии человека и природы серия полотен 1980 года, написанная по мотивам поэзии Янки Купалы. «На покосе», «Колыбельная», «Жатва» – это идиллические, несколько сентиментальные образы, в которых всегда пробивается и ощущение печали или скрытой тревоги. Фигуры в светлых одеждах словно становятся источниками света. Но, пожалуй, самым примечательным кажется то, что, следуя своей любимой «партизанской мадонне», в этих, как и во многих других произведениях ,художник вырабатывает идеальную «формулу» восточнославянской красоты. Зоркий взгляд живописца выделил наиболее характерные, каждому родные, хорошо знакомые черты, особенно часто встречающиеся в Витебской и пограничной с ней Смоленской областях. Это красавица синеокая с мягко округлыми формами лица. И как бы изнутри этих совершенных форм просвечивает главное – «сокровенный сердца человек в нетленной красоте кроткого и молчаливого духа». Так говорил почти две тысячи лет назад о женских достоинствах апостол Петр. Примечательно, идеалы апостола и современного художника одинаково далеко отстоят от нынешних конкурсов красоты с их самоуверенно гордыми победительницами, в торжестве которых задействована огромная индустрия ухищрений косметики и макияжа.

ЗВЕЗДА «ПОЛЫНЬ»
Но вот и в самую мирную тему врывается трагедия. Крупнейшая техногенная катастрофа 1986 года на реакторе Чернобыльской АС сопровождалась страданием множества людей и поистине подвигом самопожертвования тех, кто спасал мир от дальнейшего разгула смертоносных действий «мирного атома». 1986-1990 годы Михаил Савицкий, всегда болезненно ясно чувствующий главный «нерв» переживаний времени, полностью отдается созданию серии картин «Черная быль». В то время многие перечитывали, вчитывались заново в «Откровение Иоанна Богослова» («Апокалипсис»), находя удивительные соответствия слов тайнозрителя с обстоятельствами случившегося. Это звезда «Полынь», отравившая землю и источники вод, это смятение множества недоумевающих людей, это мучительный конец убитых радиацией.
Враг невидим и вездесущ. В этих новых условиях существования нужен «Поводырь» – так названа одна из картин – ведущий с дозиметром, как через минное поле, людей, родившихся на этой земле, вдруг ставшей им враждебной мачехой. В их лицах прочитывается наивная доверчивость, сердечная чистота. Словно о них повествует Иоанн Богослов; «И даны им были одежды белые, и сказано им, чтобы они успокоились…» Люди, стоящие плотной толпой в длинных белых одеждах, обобщенной архитектоникой создают образ храма – живой Церкви, которая только и может успокоить тех, кто принял мученический венец безвинной жертвы.
В картинах этого цикла усиливаются мистические настроения. Ощущение присутствия невидимого мира, инобытия, художник выражает странными, изменчиво-сумеречными состояниями природы. Не светит словно остывшее багровое солнце, изображенное на небе одновременно с печальным режущим серпом месяца, в композиции «Ностальгия». Фигура светло-золотистого ангела охраняет уже неземной покой, нездешнюю тишину страдающей земли. Легкие чернокрылые ангелы бережно уносят мертвого младенца от «Чернобыльской мадонны».
Савицкий верен себе. Он художник трагедии. Его кисть исследует наиболее эффективные способы выражения трагедийного накала. Это космический холод темных провалов в пространстве полотен. И это земная скорбь людей, все тех же любимых художником сельчан, теперь уже переселенцев, у заколоченных досками крест-накрест дверей родного дома. Пепельно тусклый колорит, исхудавшие фигуры, выплаканные глаза – во всем знаки беды. И никакого просвета. Трагизм с годами сгущается в самом мироощущении художника. Портреты красивых и близких живописцу людей, отдельные натюрморты с цветами возникали в его творчестве как короткий отдых уставшей от постоянного напряжения души.

ДА БУДЕТ СВЕТ!
Не так давно в научное познание мира внедрилась мысль о свете как о первичной форме существования материи, бывшей прежде всего, «что начало быть». Не случайно человечество на протяжении всей своей истории относилось к свету как к знаку божественного присутствия. И столь же очевидна главная, духовно направляющая и формообразующая роль света в любом сколь-нибудь серьезном творческом явлении. Свет называют героем полотен Рембрандта, Пушкина – солнцем русской поэзии. Ярким солнечным светом пронизана живопись Аркадия Пластова, Татьяны Яблонской. В творчестве многих талантливых художников – как у Фёдора Достоевского, Александра Солженицына – свет любви, самоотверженности, добра с силой, как бы через невозможное, прорывает тяжелые пространства тьмы человеческих пороков и всякого рода зла, грозящих поглотить всё дышащее и живое.
Свет в творчестве Савицкого рождается не в сюжетах, не в благополучном разрешении драм жизни. Его Свет в глубокой любви художника к своим героям, в нравственной красоте этих героев как носителей мудрости житейской, правды и праведности, остающихся неизменными в любых, как благодатных, так и жесточайших обстоятельствах. Наконец, Свет Савицкого заключен в самой природе мастерства – от общей конструкции картины, от ее пластического замысла, до самой малой детали и каждого мазка. Язык искусства во всей истории его существования – это язык прекрасного. Не будем здесь рассуждать об абсурдном феномене «эстетики безобразного» столь модном в различных видах формообразования последних лет. Говоря о творчестве Савицкого, мы можем иметь в виду лишь продолжение классической традиции, которая не может закончиться, но всегда дает возможность для смелой новизны.
По мысли художника, в наше грохочущее стрессами и катастрофами время, когда психика человека притупляется и становится невосприимчивой к обычным, спокойным и тихим переживаниям, язык прекрасного не может быть пассивным. Он должен быть громким, сильным, призывным, порой с неожиданностью резкого шока встряхивающим от духовной апатии. Решение этой задачи и было магистральной линией развития стилистических особенностей творчества мастера.

ВСЕВЕДЕНЬЕ ПРОРОКА
Сейчас, когда информационные технологии безграничны, они в значительной мере направлены на культивирование инстинктов плоти, на потребление и наслаждение. При подобных устремлениях и чрезвычайно суровая и аскетичная жизнь Савицкого, и его искусство с той же печатью суровости и аскетизма, вошли в диссонанс с действительностью. Но, может быть, как усиливается у многих наших молодых современников интерес к различным видам самоограничения вплоть до монашеского подвига, так и искусство Савицкого обретает новую актуальность. Если два-три десятилетия назад оно взывало к памяти, то теперь – обрело смысл предупреждения и пророчества. Не случайно в его творчестве появляются образы мыслителей и пророков, стоявших у обрыва истории 19-20 веков и отчетливо видевшие этот обрыв и разверзающуюся за ним у ног России бездну – Льва Толстого, Фёдора Достоевского, Владимира Соловьева. Появляются под кистью художника и весьма скромные в живописном отношении портреты Иосифа Сталина, написанные без патетики, без утверждения идей, связанных с этой личностью. Скорее, в этом образе имелась в виду фиксация истории, которую нельзя вычеркнуть из памяти (у этой рукописи не может быть редакторов), но которая должна учить сегодня не только западным образцам либерализма и порочной вседозволенности, называемой правами человека.
Наконец мучительно и долго, до конца своих дней, Савицкий пишет большую картину, посвященную жертвам детского концентрационного лагеря «Азаричи», что был на территории Беларуси. Дети и лагерь смерти – поистине понятия несовместные. Думается эта тема – не только память, но повод перейти от прошлого к настоящему, лишающего себя хоть сколько-то «светлого будущего». Нет ничего более жестокого, чем убийство детей? Но по всему земному шару постоянно уничтожаются миллионы детей, не успевших родиться. Множество тех, кому удалось появиться на свет, страдают тяжкими болезнями и уродствами, а многие пополняют ряды маленьких бродяг и наркоманов. Опомнись, человек! Происходящее неизбежно ведет к самоуничтожению. И это уничтожение, наверное, будет страшнее всемирного потопа и гибели Содома и Гоморры.
Пророков никогда не любили, начиная с ветхозаветных времен. Как гласят известные строки Лермонтова, «Провозглашать я стал любви и правды чистые ученья: в меня все ближние мои бросали бешено каменья». Да, пророки отягчали ленивый разум, укоряли спящую совесть, ядом отравляли наслаждения. Вот и к Михаилу Андреевичу не было больших симпатий «от ликующих, праздно болтающих…» Не было понимания со стороны ряда художников, устремляющихся за рубеж с провинциально устаревшими вариантами так называемого «актуального искусства», для которого совершенно не нужны ни какие-либо идеалы, ни мастерство, а требуется, скорей, лишь расторопность изощренного в пустых выдумках, падшего разума.
Однако, надо отдать должное находящимся у руля государственной и культурной политики, как бывшего СССР, так и нынешних руководителях России и Беларуси. Награды, премии, ордена и медали сами следовали за ним по пятам. Их перечень был бы огромен. Но из наград последних лет упомянем лишь самые редкие. Это орден апостола Андрея Первозванного от Русской Православной Церкви, международная премия имени Михаила Шолохова. И, наверное, главная награда художнику – широкая народная и международная известность, не остывающий интерес к его творчеству и сердечный отклик множества почитателей его картин. Счастлив тот, кто умеет слышать пророка.
Михаил Андреевич Савицкий ушел из жизни 5 ноября 2010 года.

Интересное наблюдение о восприятии современным юным человеком окружающего мира:

"В вопросах взаимодействия образования и культуры тоже далеко не все гладко как с точки зрения подготовки кадров, так и с точки зрения воспитания потенциального зрителя/слушателя. Привлечение детей и подростков в учреждения культуры – это мировая проблема. Особенно это касается музеев. По словам экспертов, характерная черта времени – атрофия восприятия неподвижного объекта. Для иллюстрации заведующий центром музейной педагогики и детского творчества Русского музея Борис Столяров привел наглядный пример: Михайловский замок (Санкт-Петербург), по лестнице сбегает паренек лет одиннадцати, на вопрос: "понравилось?", отвечает: "нормально". "А еще придешь?" "Нет". "Почему?" "А здесь ничего не происходит". Чтобы привлечь подрастающее поколение, сегодня уже недостаточно просто организовать выставку, ее необходимо сопроводить какими-то дополнительными "живыми" программами".

Т.е. современному подростку, если ему специально не помогают воспитывать в себе осознание существования внутреннего мира, в котором так же "что-то происходит", даже если вовне в это время не наблюдается каких-либо динамических событий, то современная окружающая действительность сильно перестраивает внутреннюю психику подростка. Она приучает его к постоянно меняющимся впечатлениям, и это быстро становится для человека определенной зависимостью, вследствие которой человеку становится труднее сосредоточиться, что в свою очередь сильно влияет на его способность самоосознавать себя, что является основным свойством личности. Т.е. в конце концов такое положение вещей в окружающем нас современном мире очень сильно влияет на состояние личности человека, нивелируя ее значимость и проявление, и способствуя т.ск. преобразованию человека из личностного субъекта в объект для всевозможных манипуляций.
Нужно ли нам это, и будем ли мы мириться с этим?..

Как на мой взгляд, вопрос с "управляемыми" (не Православием) нашими людьми сейчас встает все острее и острее. Сейчас не вспомню, приводилась ли нижеследующая цитата, но если и приводилась, то и вспомнить о ней всем нам, наверное, будет очень полезно.

Архимандрит Иоанн (Крестьянкин). Слово в день интронизации Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II.



...в нынешнем году день памяти Всех святых является особенным. Под их молитвенным покровительством и особым попечением ныне у нас на Руси в кафедральном патриаршем соборе в Москве совершается возведение на патриарший престол нового Ангела Русской Православной Церкви, ее Первоиерарха, отца-Патриарха...



И вместе с жезлом патриаршим новому Патриарху вручается и завет его предшественников и заветы, хранящиеся Церковью уже на протяжении тысячелетия. И так случилось, дорогие мои, что я могу высказать эти заветы не из книг, но слышанные мной лично из уст Патриарха Пимена. Они прозвучали в частной беседе моей с Патриархом, но сказаны были так значительно, так категорично и со властью.



Вот что было сказано милостью Божией Святейшим Патриархом Российским Пименом.

Первое. Русская Православная Церковь неукоснительно должна сохранять старый стиль — Юлианский календарь, по которому преемственно молилась тысячелетие Русская Церковь.

Второе. Россия как зеницу ока призвана хранить Святое Православие во всей чистоте, завещанное нам святыми нашими предками.

Третье. Свято хранить церковно-славянский язык — святой язык молитвенного обращения к Богу.

Четвертое. Церковь зиждется на семи столпах — семи Вселенских Соборах. Грядущий VIII Собор страшит многих, да не смущаемся этим, а только спокойно веруем в Бога. Ибо если будет в нем что-либо несогласное с семью предшествующими Вселенскими Соборами, мы вправе его постановления не принять.

Эту тему открыла почившая примерно год назад Любовь Николаевна Громыко.
Хотелось бы закончить эту тему положительным примером на тему искусства в память о рабе Божией Любови (Любовь Николаевны Громыко), так много сделавшей для прославления Христа: портреты новомученников Белорусских, которыми украшен второй этаж здания воскресной школы прихода в честь иконы Божией Матери "Всех Скорбящих Радость", многолетнее преподавание истории церкви в воскресной школе прихода, добрые и мудрые слова о Вере, о Православии, о христианской жизни всем, кто её знал и имел возможность общаться с ней.

_________________
Время нашей жизни бесценно: в это время мы решаем нашу вечную участь. (святитель Игнатий Брянчаннинов)