Вместо эпиграфа (из беседы с протоиерем Игорем Коростелёвым):

Цитата:

Что вы мне все жалуетесь? Ах, искушение! Какое искушение! Знаете ведь – искушениям надлежит быть. Вас искушают? А вы не искушайтесь!

Заявленная в заголовке тема обращена отнюдь не к художникам или искусствоведам. Хотя – и к ним тоже. Если они заметят нас с высоты своего творческого небосклона. Особенно те, кто видит себя в авангарде современности, кто мыслит лишь категориями так называемого концептуального, актуального искусства. И дело не в том, что они склонны изображать нечто непонятное или вообще ничего не изображать, а в сотворении хаоса и абсурда, мнимостей и обманок – вообще неких обезбоженных и обесчеловеченных объектов. Очевидно, что мы с вами с какими-либо вопросами или критикой им абсолютно не нужны. Эта немногочисленная публика – художники и теоретики – как бы соорудила для своего существования сугубо свою нишу, в которой все свое – искусство, оценочные критерии, рассуждения и даже язык – не русский или белорусский, не английский или немецкий. Впечатление, что изобретен какой-то новый эсперанто с набором экзотических слов и выражений как – «динамичная тотальность», «панорама субъективизма», «трансгрессия живописной поверхности» или что-то подобное, не укладывающееся в сознание. Творцам подобного языка (с ним познакомит любой номер журнала «Мастацтва»), как и художникам, чаще всего и не подозревающим, как они глубокомысленно мудры, очень комфортно находиться в этой своей нише. И потому она неприкосновенна. В ней можно закрыться от всех суждений и влияний и просто не замечать их. Кроме того, каждая такая ниша, даже если она ничтожно мала в своем Отечестве, выходит на международный уровень какого-нибудь Венецианского биенале и встречает полное понимание, потому что повсюду существуют очень похожие «ниши», включая эсперанто.

И вот из своих «нишек» новое искусство выходит в выставочные залы. Они чаще всего пусты. Одиночный зритель, подавленный и недоумевающий, глубокомысленно молчит, дабы не опозориться, прослыв невеждой и профаном среди высоких знатоков культурных процессов. Правда, порой эта унылая картина оживляется акциями наподобие театрально-цирковых представлений, так называемыми инстоляциями или перформенсами (да еще в ночное время), привлекая любопытных невиданными и неслыханными развлечениями. Действительно, любознательный зритель подумает: а что еще можно вымыслить, поднять из недр воображения, повинуясь «инстинкту» творчества? Чего уж только мы не повидали где-нибудь в центре современного искусства Жоржа Помпеду в Париже или намного ближе, можно сказать, у себя дома.

Вот, к примеру, существует в Минске театр с мудреным названием InZhest, на спектаклях которого актеры рвут на себе одежду, вымазывают друг друга какой-то гадкой пастой, обливают краской, кидаются тортами. Отчего бы это безобразничать, как обезьяны, не прошедшие и самой первоначальной дрессуры в театре Дурова? Оказывается , есть на то причины. Первая – человек есть его тело, которое должно быть освобождено от «гражданских» ограничений. При этом надо понять, что все части тела достойны пользоваться одинаковым вниманием. Вторая причина еще более глубокомысленна: человек вообще-то несчастен, потому что «завис» между жизнью и смертью. О трагизме такого его положения лучше не думать, как не думают представители фауны о смысле своего существования. Но как заткнуть зияющую пустоту, которую не ощущают животные? Человеку-то от нее, от этой пустоты, деться некуда. Вот и наступает что-то вроде бешенства . Даже можно сказать – интеллектуального бешенства, называемого еще умонеистовством.

Режиссер сетует, что белорусский зритель не подготовлен к восприятию подобных концепций. Не понимает, не дорос. Не тот народ у нас. Вот тут-то мы и возликуем! Не удалось еще наш народ лишить рассудка, стыда, стремления к трезвению и бодрости душевной, наконец – жажды правды Божией что бы ни происходило кругом, чего бы ни говорили, что бы ни показывали. Вот тут-то мы предположительно и определимся с милыми моему сердцу участниками наших бесед. Об искусстве. И совсем не только о нем. Скорее -- о нас с вами.

Расклад получается такой: сначала нам внушают, что "Квадрат" Малевича - высокое искусство. Потом: Марк Шагал - великий художник. Таким образом постепенно задают неправильный вектор. Далее - больше и постепенно деформируют эстетический вкус и уводят от традиционного направления. Готовят так сказать для восприятия InZhest и Pussy Riot и т.д и т.п.
Таким образом, "Квадрат"- не такой уж безобидный, как кажется на первый взгляд.

_________________
Время нашей жизни бесценно: в это время мы решаем нашу вечную участь. (святитель Игнатий Брянчаннинов)

Какие сами - такое и исcкуство.

И. А. Крылов

БОГАЧ И ПОЭТ

С великим Богачом Поэт затеял суд,
И Зевса умолял он за себя вступиться.
Обоим ведено на суд явиться.
Пришли: один и тощ и худ,
Едва одет, едва обут;
Другой весь в золоте и спесью весь раздут.
"Умилосердися, Олимпа самодержец!
Тучегонитель, громовержец!-
Кричит Поэт.- Чем я виновен пред тобой,
Что с юности терплю Фортуны злой гоненье?
Ни ложки, ни угла: и все мое именье
В одном воображенье;
Меж тем, когда соперник мой,
Без выслуг, без ума, равно с твоим кумиром,
В палатах окружен поклонников толпой,
От роскоши и неги заплыл жиром".-
"А это разве ничего,
Что в поздний век твоей достигнут лиры звуки?-
Юпитер отвечал.- А про него
Не только правнуки, не будут помнить внуки.
Не сам ли славу ты в удел себе избрал?
Ему ж в пожизненность я блага мира дал.
Но верь, коль вещи бы он боле понимал,
И если бы с его умом была возможность
Почувствовать свою перед тобой ничтожность,-
Он более б тебя на жребий свой роптал".

1822

Я бы сказал наоборот: какое исскуство принимаешь, таким и становишься.
Недаром Ленин говорил: важнейшее исскуство для нас - кино. Это чтобы эффективнее оболванивать народ коммунистическим опиумом.

_________________
Время нашей жизни бесценно: в это время мы решаем нашу вечную участь. (святитель Игнатий Брянчаннинов)

ШОК
И все-таки поясним еще немного «традиционному» человеку -- к каким отношу и себя, и множество окружающих, особенно в православной среде -- который привык получать от искусства «разумное, доброе, вечное», чем ему сейчас предлагается питать свою душу и разум. В целом это названо «актуальным искусством», в котором особо почетный статус занимают «реалити -шоу». К таким шоу относится супертехнологичный видеоперформанс. Один из сюжетов, представленных на Венецианском биеннале: женщина идет с тазом крови, оставляя после омовения в нем следы на асфальте. Быть может, подобное видео действительно призывает подумать о том, что большинство современных женщин «омыты» кровью нерожденных младенцев. Но вот рассуждения одного из художников о целях подобного искусства: оно должно вызвать шок, выбить почву из-под ног или хотя бы «щелкнуть по носу» доверчивого зрителя каким-нибудь фокусом. Так что, даже если вы заподозрили нечто серьезное – успокойтесь. Это всего лишь фокус.
О смысле множества реалити-шоу весьма примечательно высказывается один из белорусских художников: актуальное искусство есть некая приватизация виртуального пространства и будущего. Вы что-нибудь поняли? Я ничего не поняла. И очень надеюсь, что приведенная словесная эквилибристика не происходит от серьезных размышлений. Однако есть тут нечто, звучащее в унисон с философическим опусом художницы Аннет Мессаже, удостоенной высшей награды биеннале в 2005 году за павильон, в котором она развернула композицию о Пиноккио. Чем же привлекла автора остроносая куколка, хорошо нам известная под именем Буратино? Оказывается тем, о чем бы мы сами никогда не догадались: «он не осознает сам себя, он избавлен от моральных ограничений и бессмертен. А каждый художник мечтает стать бессмертным». В какие же адские бездны может заманить обезбоженное сознание! И как не вспомнить, что от «химеры совести» призывали освобождаться накануне второй мировой войны не люди, а, скорей, нелюди. И для них такая идеологическая установка стала программой действия.
Кощунственный абсурд «панк-молебна» в Храме Христа Спасителя ревнители прав человека и свободы самовыражения уже называют акцией свободного творческого процесса. Если продвигаться дальше по указанному направлению, то мы придем к тому, что и спиливание крестов, и любое издевательство, и, наконец, убийство ( особенно, сопровождаемое сатанинскими ритуалами) – тоже искусство. Да еще какое актуальное реалити-шоу! Заметим, оно и состоялось 28 августа в Казани, когда над телами двух убитых женщин на стене кровью оставлена была надпись: «Free Pussy riot». Перед ужасом уголовного преступления все замолчали. Наверное, иногда кошмар происходящего способен повернуть к здравомыслию. Правда и тут защитники упомянутой творческой свободы категорически отрицают ее внутреннюю связь с преступлением. И заметьте, совершенно очевидно тут присутствует программа: сделать защиту и полное оправдание кощунства единственным общественным мнением сколь-нибудь культурных людей. Все остальные, кто согласен с судом и его решением (по два года реального заключения) автоматически причисляются к мракобесам-инквизиторам, которые только по какому-то недоразумению могли явиться в нынешний день из мрачного средневековья.
Впечатление, что трезвое осознание реальности в западном мире пробивается подобно зеленому ростку сквозь асфальт. Вот лидер современного революционно-консервативного движения в Европе (есть же такое!) публицист и философ Гийом Фай издавал оригинальный бюллетень с названием «Я все понял» и подзаголовком «Письма о дезинтоксикации». В самих этих словах -- предостережение о настоящей опасности. Все глубже в человеческое сознание, в душу, в тело человека проникают токсины растления и катастрофического безумия. Очевидно, безумие уже давно не ограничено стенами специальных клиник. И ясно, что такое положение неизбежно приближает нас к финалу – финалу человеческой цивилизации, не выдержавшей искушений, ей же и порожденных.
Люди всегда имели множество искушений – богатством, славой, властью, просто «сладкой жизнью» или возможностью отвести от себя беду ценой сделки с совестью. Кажется, сейчас даже традиционные искушения обретают некий «шоковый» характер – такой, что трудней против них устоять явно ослабевшему человеку века высоких технологий. А что же наши творцы-художники, которые еще не расстались с кистями, красками, холстами? Те, которое все еще уважают хотя бы профессиональное умение что-то изобразить и что-то выразить этим умением? В разговорах о творчестве, которые появляются порой на телевидении или по радио непременно, как само собой разумеющееся, главенствуют такие понятия как «духовность» и «самовыражение». Одаренность, талант – эти слова сейчас чаще звучат применительно к детям. И все-таки интересно подумать о них заново. Как и о духовности с непременным самовыражением.

Если говорить о внешней стороне подобного рода "искусств", то его замечательно передаёт, например, рассказ Аркадия Аверченко "Ихневмоны" (он не единственный, но сейчас не вспомню).
http://ru.wikisource.org/wiki/%D0%98%D1 ... A%D0%BE%29

Говоря же о содержании, то как раз сегодня встретилось выражение "шифровка пустоты". Нас пытаются убедить, что эту пустоту надо наполнять смыслом. Это своего рода приём маркетинга: сформировать потребность в товаре, о котором ты раньше понятия не имел и прекрасно без него обходился. Кажется, уже писал о том, что мы живём в век избыточной информации, которую не в состоянии должным образом воспринять. Точно так же современный мир "закармливает" нас огромным количеством материальных благ, формируя идеального потребителя. Вторая часть формулы "хлеба и зрелищ" также предоставлет нам полнейшую палитру развлечений. Всё более смещаясь к реалити-шоу, 9D-кино, катастрофам и убийствам в прямом эфире - иначе говоря, временам Древнего Рима - история идёт по спирали. Вот и разного рода перформансы призваны дополнительно задеть рецепторы нашего восприятия, о чём пишет Любовь Николаевна.

Огрубевшим, ослепшим от столь массированных атак на наше всприятие, нам уже всё труднее переключиться на реальную жизнь от мира игры, где тебе всё дозволено, ты имеешь право на всё. Самовыражаться, не обращая внимания на чувства других людей и в творчестве, и в общении, и в выборе жизненных приоритетов. Иногда носители этих символов являются жертвами, "не ведающими, что творят". Но то, что современное творческое самовыражение так часто обращается к теме религии критично и негативно, вновь напоминает нам о том, что заполняет пустоту, из которой уходит свет.

_________________
"Всё всегда заканчивается хорошо. Если всё заканчивается плохо, значит, это ещё не конец".(П. Коэлью).

Очень кстати познакомиться с новой премудростью --"шифровка пустоты". Заполнять пустоту в игровой цивилизации можно чем угодно. Все дозволено. Зрелище реалити-шоу можно сделать из всего. На ТВ сейчас множество передач, в которых зрелище делается из реальной человеческой боли. Из военных действий тоже отменное шоу получается. Тем более, когда наносящий ракетные (или еще какие-то) удары может спокойно расположиться в кресле с чашечкой кофе. Религиозное чувство -- любое, самое первоначальное -- тут совершенно не нужно. Оно мешает. Оно портит весь кайф. И , естественно, пустота может заполняться только тьмой кромешной --тем, что существует кроме Бога, вне Его Света. Вот мы и попытаемся все, что нас интересует рассматривать при ярчайшем Свете, не оставляя темных закоулков.

ДАР ДУХОВНЫЙ



Евангелие от Матфея. 25, 15

Евангельские притчи – средоточие Премудрости Божией, до которой всякому человеку расти и расти. И каждая притча – как невероятной силы небесный прожектор, высвечивающий все истины духовной жизни, такие же непреложные, как законы устройства всего мироздания. И как бесплодно и гибельно идти против законов природы, точно так же нарушение законов духовных ведет к деградации и разрушению и человека, и природы.

Многочисленные попытки как-то научно объяснить происхождение того или иного таланта никогда не были и не могут быть достаточно убедительными. Осталось признать тайну тайной. А лучше всего согласиться с тем, что таланты раздает Господин, ими владеющий. Но если так, придется принять и то, что Господин строго спросит, как Его дар – дар Божий – был «пущен в дело», какая «прибыль» на него получена. Горе, как помним, закопавшему свой талант в землю. Но что же ждет того, кто предал Господина талантов? Того, кто израсходовал полученный дар не на служение Господу?

Очевидно, дары даются не просто так. Вместе с даром налагается и ответственность за его использование. Чем больше даров, чем, можно сказать, дороже они, тем выше порог ответственности за них. Хотя, сам одаренный, особенно в юности , может этой ответственности вовсе не понимать, не чувствовать, и творить просто потому что не может иначе жить, как не может не петь соловей. И вот незабвенный пушкинский «Моцарт и Сальери». Как сетует трудолюбивый и даже очень понимающий ответственность за бесценный дар Сальери на то, что досталось сокровище не ему , а «гуляке праздному». Да, юный Моцарт творил, как дышал, быть может, не успел и подумать о назначении своего таланта , как явился «черный человек». «Реквием» -- эта неземная музыка стала одновременно и прощанием с земным миром. Наверное, готова была по-детски чистая и радостная душа войти в царство небесное.

Но кто этот «черный человек»? В поэзии подобный образ являлся не однажды, всегда предвещая трагедию. По фактам жизни и творчества людей чрезвычайной одаренности складывается отчетливое впечатление, что над ними берут особое попечение, неусыпное кураторство некие силы, не знакомые обыденному сознанию большинства людей. Известный по ряду интереснейших книг Игумен N (игумен Ефрем) ввел в обиход духовной литературы новый термин «существа параллельного мира» -- СПМ. Чаще всего эти загадочные существа для православного человека не представляют загадки и называются гораздо проще -- бесами или, если покрупнее рангом, демонами. Противостоять им человеку неверующему , не защищенному благодатью Духа Святого, отвергающему таинства Церкви, практически невозможно.

В книге «Между небом и адом» Игумен N дает убедительные свидетельства контактов талантливейших и широко известных поэтов, художников, композиторов с упомянутыми существами, когда творцы свидетельствуют, что «кто-то в тебя вселяется», кто-то диктует, водит рукой, присутствует в неудержимом потоке сознания. «Как показывают наши исследования, -- пишет автор, -- многолетние контакты людей искусства с демонами приводят первых либо к гибели, либо к различным формам помешательства». Со ссылками на многих исследователей-психиатров в книге говорится и о том, что обычно СПМ есть за что зацепиться, чтобы всецело завладеть талантливым человеком. И среди таких «зацепок» есть самая типичная и абсолютно надежная -- гордыня. Часто -- беспредельная и болезненная. И потому, как очень искренне признался один из московских поэтов-бардов , «Ведь очень редко ангел Белый, а не лукавый, слетает к нам».

Подруга Марины Цветаевой пишет о «непревзойденной Марининой гордыне», которая вылилась в своеобразную декларацию отказа от всех даров Божьих, включая дара жить: «Не надо мне ни дыр ушных, ни вещих глаз. На Твой безумный мир ответ один – отказ!» В этом трагическом случае нет, как часто бывает, поклонения «золотому тельцу», нет угождения сладострастию или сознательного служения злу. Здесь, думается, трагедия невозможности выстоять в одиночку -- без помощи Божией. Если отходит благодать Духа Святого, на освободившееся место тут же проникают темные и лукавые духи. При невозможности исследовать механизмы такого замещения, мы можем, однако, ясно осознать, что духовность бывает очень разной, либо сохраняя божественный положительный заряд, либо меняя его на противоположный. Конечно, не мог испытать никаких деформаций Божественный дар Феофана Грека или Андрея Рублева. Живя среди множества искушений конца 19 века, не изменили ему гений исторического видения Василий Суриков, до конца дней, уже в советское время, воспевавший православную святость Михаил Нестеров. Но вот примеры иных творческих судеб. Михаил Врубель в 1902 году, когда закончил работу над «Демоном поверженным», постоянно видел во сне живое лицо своего «возлюбленного» героя. После этого тяжелая душевная болезнь постепенно приводит к финалу и творчество, и жизнь этого удивительного, по сей день многими любимого, мастера. Сложный и напряженный творческий путь Ван Гога закончился психиатрическими больницами и самоубийством. Быть может, потому что большой талант – это отклонение от «нормы» обыденности и темные духи с особой бдительностью наблюдают и находят тот «зазор», в который они могут проникнуть. Возможно, влияние африканской культовой скульптуры привело к самоубийству Амадео Модильяни. Алкоголь, наркомания, блудные страсти, пусть и украшенные душевностью, делают талантливого человека беззащитным. Владимир Высоцкий не мог избавиться от «мохнатого злобного жлоба с мозолистыми цепкими руками», с которым было невмоготу, он «кислород вместо меня хватает».

Подобных примеров множество. Но если ряд великих художников, композиторов или поэтов не понимали или с трудом догадывались о том, что с ними происходит, а будучи неверующими думали , что контакт с кем-то или с чем-то угадываемым и есть вдохновение, то в иных случаях получивший дар от Бога, имея свободную тоже дарованную волю, сознательно идет на сотворчество с дьяволом. Чаще всего -- ради безудержного удовлетворения распаляемых страстей. Эта тема занимала великих творцов с глубокой древности. А результат всех исследований один и тот же: продал душу дьяволу, подписал с ним договор кровью -- как в «Фусте» Гете. Тогда очень щедрые демоны могут просто «транслировать» своему соавтору мысли и изображения, слова и мелодии. Думается изощренные фантазии Сальвадора Дали, как и Пабло Пикассо, выполнялись в подобном соавторстве. И, наконец, совершенно откровенно говорят о принадлежности к сатанизму широко известные лидеры рок-групп. Мик Джаггер (группа «Роллинг Стоунз») рассматривает себя как «воплощение Люцифера». И подтверждают такую претензию сами названия песен: «Симпатия к дьяволу», «Их сатанинским величествам», «Заклинания моего брата-демона». Музыкант Мэрилин Мэнсон, ставший священником церкви сатаны, четко обозначил, со слов критика, имидж своей группы: «Наркотики, чернейший пессимизм, мракобесная агрессия, разврат и позор, Содом и Гоморра… Яростная атака на христианство, проповедь семи смертных грехов и еще сотни пороков поменьше. Оказалось вдруг, что на свете осталось совсем немного понятий, глумление над которыми способно шокировать».

Наверное, люди, живущие в простоте сердца, без мыслей о своей исключительности, подвергаются искушениям гораздо меньше. Мы видим множество иллюстраций тому, что ни талант, ни ум, ни образованность, ни обретенное мастерство сами по себе не очищают душу, но могут быть источником глубоких нравственных падений и повреждений духовных. И даже самый жесткий самоконтроль не убережет от них, если нет постоянной и крепкой связи с Источником жизни, дарующим таланты, если нет «брачной одежды» Святого Духа.

Кому много дано -- с того много и спрашивается. Как же важна высокая мера ответственности за вверенные дары. В чем может выражаться эта ответственность? И как ответить на этот вопрос, если забыть самую простую и, оказывается, трудно выполнимую заповедь -- заповедь о любви? Как послужил людям? Пробуждал ли «чувства добрые» своей лирой? Не звучал ли голос фальшиво? Был ли неподкупным? Слышалось ли в творчестве эхо своего народа? Так все понимается при солнечном свете пушкинской поэзии.

Замечательному композитору Григорию Свиридову принадлежит много удивительно глубоких мыслей о творчестве. Одна из них -- поистине путеводная: «Художник различает свет, как бы ни был мал его источник. И провозглашает этот свет». Провозгласить свет! -- вот это значит, что талант работает в полную силу.

ЭТО Я, ГОСПОДИ!


Название автобиографической книги-исповеди Рокуэла Кента, вынесенное здесь в заголовок, --- это невольное восклицание, выстраданное, вдруг вырвавшееся из душевных глубин интереснейшего художника и писателя. Естественно, что талантливый человек испытывает настоятельную потребность заявить о себе, о своем творчестве, которое отождествляется с его личностью. Да, зажегши свечу, не ставят ее под сосуд или под кровать. Но как трудно отделить свою действительно горящую желаниями самость, с непременной ее спутницей тщеславием, от плодов творческого труда, источающих благодатный свет. Счастье, если в процессе труда художник был инструментом в руках Божиих. Инструмент этот может быть и примитивным , и очень простым, и великолепным до совершенства. И всякому найдется свое необходимое дело. Но бывает -- он вдруг начинает давать сбои, а может и придти в полную негодность или вовсе оказаться невостребованным.

Как найти причину подобных критических для человека «поломок»? Чаще всего она -- в искушениях. Известно, что искушение -- это тяжелое испытание, обычно связанное для человека с проблемой выбора -- между правдой и ложью, творческой честностью и продажностью, верностью и предательством, а может быть – между жизнью и смертью. Человеку свойственно искать наименее безболезненного решения возникших перед ним проблем. Его искушает, например, возможность отвести от себя беду (даже если при этом пострадают другие), поиметь сладкую жизнь, богатство и славу ценой забвения высоких творческих устремлений. Буквально анатомия такого отречения прослежена в гоголевском «Портрете», где с необычайной убедительностью типичного явления нарисован путь художника Черткова от нищеты материальной до нищеты творческой. «Слава его росла, работа и заказы увеличивались. Уже ему стали надоедать одни и те же портреты и лица… Кисть его хладела и тупела, и он нечувственно заключился в однообразные, определенные, давно изношенные формы».

Смириться с собственной деградацией? Смириться с тем, что отнят бесценный дар творчества? Да еще если художник весьма известен и почитаем, увенчан многими званиями и наградами? Смириться, мы сказали? Да никогда в жизни! Но, может быть, не столько смирение, сколько изменение самого себя победой над искушениями? Тут, наверное, единственный достойный выход из профессионального тупика, испытанный многими, но пригодный совсем не для большинства . Гораздо удобней и проще ничего не замечать, продолжать дальше что-то делать охладелой кистью. Тем более, что и окружающие будут делать вид, что ничего не замечают.

Корень болезней творческой жизни, реализующей талант, кроется очень глубоко. И, как ни странно, он скрыт в самой природе художественного творчества. Хорошо известно, прежде всего профессионалам, что художник создает в произведении свой особый мир -- мир красочных или звуковых созвучий, форм и пластики, в котором его личность играет немалую роль. Но есть вокруг непостижимый, бесконечный и прекрасный, сотворенный Богом мир. Дар творчества -- один из существенных признаков, роднящих человека с его Создателем. И, думается, всегда важно осознавать, глубоко чувствовать четкую иерархию в творческой организации всего мироздания, для того, чтобы занять в ней подобающую вполне скромную ступенечку для соработничества, -- дерзновенно скажем -- сотворчества (синергии) с Самим Творцом. И все же, при всей дерзновенности, не забудем, что «из таинственного брака материи с духом родился человек». И далее, исходя из этой мысли, преподобный Иустин Попович рассуждает о душе, которая есть «самый сильный чудотворец. В ней взгляды превращаются в мысли, звуки – в ощущения, разнообразные влияния – в разнообразные переживания, или идеи, или страсти, или соблазны». Вот так! Мудрейшие люди видели обратную сторону, которую к бесценному дару легко прибавляет искаженная грехом человеческая природа. И потому жизнь человека, не говоря уж о творчестве, часто превращается в мучительное «паломничество по безднам».

Но не желая задаваться сложными вопросами духовной жизни, не видя или не желая видеть Белый или лукавый ангел слетает к нему, художник подчас начинает претендовать на свою тождественность с Самим Творцом. Рождается примерно такая внутренняя установка: «Мир, который творю Я (непременно с большой буквы), хоть и поменьше, но в нем воплощен весь бесконечный мир, пропущенный через меня, неповторимого. Художник принципиально не равен всем прочим людям. Плохо, когда художники начинают «вырождаться в людей». Приблизительно таково было однажды интервью по радио с белорусским живописцем, претендующим на лидерство. И далее, как само собой разумеющееся – декларация абсолютной свободы творчества. Но абсолютная свобода, не ограниченная ни этическими, ни профессиональными нормами -- это хаос и распад. И мы давно уже знаем, как быстро и просто свобода без границ превращается в губительную вседозволенность, торжество порока и растления. Хорошо известно и то, что свободное творчество обычно особенно энергично требует признания и питания (питания – в самом прямом смысле), и потому становится услужливо продажным, как никакое другое.

«Оставь все помышления о предпочтительности своей», -- поучал Василий Великий. Такую премудрую простоту предостережения от падений нарочно не придумаешь. Но нет! Творческая натура слишком сложна, чтобы внимать простому. Наоборот, выше изложенная декларация постоянно дополняется новыми и новыми, вполне для нее естественными притязаниями. Ведь если Я исключителен, как важно должно быть для всех, что со мной происходит! Например – мне сегодня плохо (насморк, болит зуб, ушла жена, нет покупателя)--- и все это должно волновать человечество. А, может быть, происходит и нечто гораздо серьезнее: мое миропонимание, все существо моей натуры пришли в полное противоречие со всем остальным миром! Вот это я и должен выразить любыми средствами. И для этого меньше всего нужна гармония форм и колорита. Да и вообще красота творения тут оказывается лишней. Бесформенность, хаос, абсурд нагромождений линий и красок – гораздо более подходящий арсенал средств, не требующий ни знания вековых традиций, ни многолетних штудий, ни профессионального мастерства. Тут уж и речи нет о даре Божием. Да и зачем он, если существуют спонсоры, шоумены, как и неслыханные никогда ранее «Фабрики звезд». Самовыражение –вот главное. И лучше всего не думать о том, если ли чему самовыражаться, заслуживает ли мое Я всеобщего внимания.

Уже сколько раз было сказано мыслителями о закате Европы. Эсхатологические ужасы стали даже модными. А ведь действительно, бесталанное человечество долго не протянет. Таланты – как локомотивы человечества. Но если станция отправления и назначения такого локомотива одна и та же – непомерно возвеличенное «Я» -- движение тщетно.

ЕСЛИ ЕСТЬ ЛИЧНОСТЬ

Вместо эпиграфа:


Согласитесь, приятно получить подтверждение истины из уст врага. Да еще какого! Самого, можно сказать, главного. А извлечена эта цитата из интереснейшего и мало кому известного документа, созданного в 18 веке тайным обществом Баварских Иллюминатов Адама Вайсхаупта. Думается роль и значимость отдельной ЛИЧНОСТИ тут выявлена предельно ярко. И, несомненно, велик тот народ, который состоит из личностей.

Традиционно человеческая личность определяется как субъект познания и преобразования мира. С точки зрения православной в каждой личности есть отражение лика Божия. А это значит, что главное ее свойство в том, что есть в человеке от Бога, от сферы надземной -- от того, какова его духовная составляющая. Ныне особенно актуально говорить не столько о «человеке разумном», сколько о «человеке духовном». Все свойства человека -- от внешности до разума, от чувств до поступков -- как бы нанизываются, словно на неколебимый стержень, на эту составляющую духа. Она должна быть прочным внутренним каркасом, не подверженным ни коррозии, ни деформации.

Митрополит Филарет (Вахромеев) размышляя о «человеке духовном», пишет, что он обретает новую грань свободы, которая делает его способным служить высшим ценностям культуры, поискам истины, смысла бытия». «Человек духовный» в рациональном знании, социальных и экономических достижениях видит не цель, а средство. Он является внутренне ориентированной личностью. «Это значит, что он обладает способностью противостоять давлению среды, навязываемым ему извне правилам поведения, -- подчеркивает владыка эту главную характеристику человека, который сумел сохранить и укрепить в себе личностное начало. Очевидно -- личность является носителем высокого человеческого достоинства. И это достоинство может быть только высоким и никаким иным.

Народ, в котором таких личностей дефицит, не может быть народом-победителем. Иногда слышишь расхожий журналистский вопрос к ветеранам Отечественной: было ли вам страшно? Исходя из инстинкта самосохранения, страх естественен для всего живого. Но ведь аксиома: кто предался страху, тот не побеждает. А победить страх может только личность. А не биологический индивид. И не только страх. Личность преодолевает невообразимые тяготы, титанические труды, создает невероятные по объему и выразительности художественные произведения, ей дается прозрение видеть и постигать законы природы и всего мироздания, вообще способна выйти далеко за рамки естественных возможностей.

В свете сказанного кажется каким-то мизерным и несерьезным , выражение, давно ставшее искусствоведческим штампом, употребление которого встречается в каждом разговоре о любом художнике – «найти себя», «художник ищет себя». В согласии со здравым смыслом можно спросить: как это искать себя? Где искать? В каких пространствах? Почему надо искать себя, если я есть? Действительно, если есть личность, ее не только не надо искать, а ее нельзя не увидеть, потому что она как бы «выпирает» отовсюду, что бы человек ни делал, что бы ни говорил. А вот понять промысел Божий о себе (если он не очевиден) -- это совсем другое дело. Для этого нужна глубокая внутренняя, духовная работа, молитвенное бдение. И тогда различные как бы сами собою складывающие обстоятельства, те или иные встречи, дают очень ясную подсказку человеку, находящемуся на перепутье. Наместник Сретенского монастыря Тихон Шевкунов приводит множество подобных примеров в книге «Несвятые святые», но и предупреждает, что как только оскудевает молитва, так и исчезают подобные счастливые «случайности».

Наверное, именно так понимая рассуждения о «поиске», Михаил Нестеров высказывается совершенно категорично: «Слово «поиск» в искусстве фальшиво от начала до конца... Искажение форм – это не новое, это изуверство, от которого берет тоска». Справедливости ради надо заметить, что в искусстве поиск оправдан и необходим в смысле выбора наиболее пригодных образных средств, способных воплотить тот или иной замысел. Но чаще всего и прежде всего это словцо означает тот «поиск себя», который означает абсолютную необходимость самовыражения. Да еще такого самовыражения, которое бы с полной очевидностью отличило бы данного художника от всех других ему подобных. Как правило, подобный процесс сводится к внешним признакам -- нахождению некого неожиданного материала,, которым пользуется художник (например, скульптуры, выполненные исключительно из гвоздей), предпочтение каких-либо красок и особой манеры их нанесения, разнообразное искажение живых форм и тому подобные фокусы, которые, главное, должны делаться с видом уверенным и многозначительным, чтобы все окружающие поверили, что в этом есть нечто, особенно «духовное», недоступное пониманию профанов.

Под знаком самого смелого поиска в выражении революционно-бунтарского состояния души (в гуще общего революционного брожения) родились модернизм и постмодернизм, совместившие несовместимое и породившие, наконец, такое абсурдное явление как «эстетика безобразного». В то же время многие другие талантливые художники ХХ века -- тут и Марк Шагал, и Пабло Пикассо, и Сальвадор Дали -- выражая болезненное состояние своей души (часто в эротических видениях), опосредованно стали проповедниками философии экзистенционализма, агностицизма и скепсиса.

Гегель предвещал, что Х1Х веком кончится познание искусством Абсолютной Истины. И потому оно, за ненадобностью, отомрет. И словно бы предвестником этой кончины, ухода в небытие, стал «Черный квадрат» Казимира Малевича. Геометрическая фигура, которую может начертать каждый (тем более, если квадрат кривоват), наделала шума, бурных дискуссий, восторгов и возмущений на столетие вперед. Тем временем цена откровения выросла от нуля до миллиона долларов, выплаченных несколько лет назад за шедевр. И не в том суть, что Малевич шутя и не слишком долго думая (кажется, закрасив неудавшийся эскиз), изобразил знаменитый квадрат, а в том, что он квалифицируется как величайшее произведение искусства. Но чем восторгаются дамы и господа? Смешно искать искусство там, где его попросту нет. Ведь король-то голый! Оценена философская концепция? Да, наверное, человечества чрезвычайно важна концепция конца, исчезновения в черной дыре.

Очевидно, и личность может выделяться по-разному -- либо нести благодать Духа Святого, либо быть отмеченной дьявольской печатью. Именно вторые и называют обычно себя авангардом. Но авангардом чего? Если немного поинтересоваться творчеством Тер-Оганяна, сеньора Тоскани или Германа Нитча, богохульном и кровавом (лучше не интересоваться, ибо само соприкосновение душевредно), становится совершенно ясно, что в авангарде идут поиски способов оскорбления человеческого достоинства, уничтожения человека как личности. Это не иначе как авангард спешащих в преисподнюю. Прямо в пекло!

Примечательно еще вот что. Все поиски, которые привели к появлению различных направлений модернистского искусства, вырывают из сложной ткани изобразительного творчества какой-либо один его компонент, доводя его роль, так сказать, до предела. Тем самым они очень быстро упираются в тупик развития открытого метода. Например, импрессионисты возвели в абсолютную категорию состояние атмосферы, вибрацию цветовых оттенков. Один из талантливейших открывателей импрессионизма Клод Моне в серии этюдов Руанского собора, великолепно передав цветовое состояние архитектуры в разное время суток, достиг апогея в выражении цветового впечатления. После этой серии никто ничего не создал более «импрессионистичного». Таким образом, данное течение было и открыто и закрыто почти одновременно.



Знаменитые, но мало кому понятные «Авиньонские девушки» Пабло Пикассо аналогично как бы и открыли, и закрыли кубизм, доведя до логического тупика метод исследования натуры, превращающий живые формы в геометрические фигуры.



И, наконец, Сальвадор Дали, кажется, сделал все наиболее шокирующее (как, например, его «текущие часы») в сюр-реализме. И все последователи этого модного по сей день «изма» выглядят уж никак не открывателями. То есть нарушение Божественной правды не имеет перспективы даже у столь талантливых мастеров.



Что же касается великого множества других искателей, то самое удивительное, что они совершенно не в состоянии различить в результатах своих усилий поистине дьявольскую ухмылку. Каждый, желая перекрыть всех и быть единственным в своем роде, выглядит совершенно на одно лицо с подобным же искателем. Особенно это очевидно на выставках абстрактного искусства. (Думается, Василий Кандинский и открыл, и закрыл абстракционизм) Его последователи похожи друг на друга, как иные fm-каналы, что услаждают с утра до вечера одной и той же «попсой». Тут есть совершенно ясная закономерность: желая быть неповторимыми по внешним признакам своего творчества, художники попадают в самые общие места. Но подобные казусы не грозят личности, творчество которой исходит исключительно от «внутреннего человека», когда от «избытка сердца говорят уста”.

Мне тоже кажется очень важным быть способным различать себя, как личность, и тот "избыток сердца", которым не только говорят уста, но и может вообще что-то действительно твориться и созидаться, и в этом смысле тему наверное можно понимать как искушение не только творчеством, а и вообще бытием.
Что такое наша личность еще никто не додумался, и наверное вряд-ли додумается, ведь для логического мышления просто никак не может быть понятно, как то, что не имеет в себе собственного источника жизни, может сказать о себе "аз есмь"? Кто это, что он "есмь"? Для ума это просто непостижимо. "Мы есмы", - это да, Бог Творец и его творение, - Мы действительно есть, причем творение есть от Творца, творение есть Творцом. А вот что такое "я есть" - это действительно просто чудо нашего творения, чудо нашего Бытия и Божий дар. Причем наибольшее чудо состоит не только в существовании меня как "я", но и в возможности этого "я" еще и сказать: "есмь". Т.е. наибольшая ценность феномена личности в самой возможности ее осознанного самовыражения, в самой возможности ее осознанной деятельности, совершаемой, конечно, не собственными силами, но творческой силой Творца. И за саму эту возможность, за само это невыразимое и недоступное для осмысления человеческим рассудком чудо, человеку нужно бы бесконечно благодарить своего Творца, благоволившего отобразить в нем Свой образ.
Но чудо это очень часто не ценимо человеком. Не ценимо, и потому часто не почитаемо, как самостоятельная невыразимая ценность, находящая в чуде своего осознанного бытия и возможности деятельности полноту причины для всесердечной и полнейшей самоотдачи в любви и благодарности к своему Творцу, а в благодарности - и безусловных послушания и жертвенности. Ну а что не ценится и не почитается, становится "несущественным", и "удобным" для самоприсвоения. И нужно сказать, что подобное самоприсвоение творением Божественного дара, сыграло роковую роль сначала с падшим ангелом, - не вспомню сейчас где читал об этом, но есть такое мнение, что падение Люцифера произошло потому, что он обратил свое внимание на себя, на свою красоту, и на ней непозволительно остановился, вместо того, чтобы всегда видеть и воздавать хвалу прежде всего красоте и величию Бога в себе, и свое бытие всегда осознавать как со-бытие с источником Жизни, свое творчество - как со-творчество со Творцом, своим и всей вселенной.
Человек же, потеряв сознание значения Божественного присутствия в себе, как следствие, теряет при этом и свою бытийную составляющую для своей почти естественной потребности благодарности и рождающегося от нее почтения к своему Творцу, и начинает, искажая действие и самой этой потребности, искать возможность ее отправления вовне, "на стране далече", создавая себе кумиров с целью поклонения уже им. И тут дальнейшее падение становится совершенно понятным: неблагодарность становится причиной богооставленности, за которой следует отсутствие здоровой деятельной силы, вследствие чего силы для деятельности ищутся такой личностью в источниках нездоровых. А предложить их действительно часто есть кому...

ЗАКОН АВТОГРАФА

Есть интересная область знания – графология. По почерку человека можно судить о его характере, личностных особенностях. Любое творческое явление – это своего рода автограф, расшифровка которого дает достаточно полное представление о его авторе. Премудрость и красота сотворенного мира непрестанно свидетельствуют нам о непостижимой и неисчерпаемой творческой энергии Создателя. Посмотрите детские рисунки, и вы почувствуете, насколько точно отражено в них детское мироощущение, насколько ясно через наивность и яркость проступает в них поистине божественная правда и любовь. Так и произведение любого художника заключает в себе его духовный портрет. Каждая картина –это автограф, делающий явной внутреннюю сущность автора, совершенно независимо от его желания или нежелания, или даже желания скрыть себя, как за ширмой, например, за красивостью композиции, фактуры, игры форм и цвета. Ничего нельзя скрыть! Все тайное становится явным. Любил телесно-душевную, в какой-то степени плотоядную красоту Петр Кончаловский – такова и его живопись. Вспомним картину «Миша, сходи за пивом!», и сомнений не останется. Но посмотрите лишь на трепетные березки в картине Михаила Нестерова «Явление отроку Варфаломею» -- и всем существом своим будете внимать духовной музыке его живописи. Особенно «опасно» для художника браться за библейскую тематику. Еще опаснее касаться Евангельских тем. Именно на это мне как-то раз открыл глаза наш митрополит Филарет. С тех пор пришлось увидеть немало «Распятий» -- почему-то особенно притягательная тема – и каждый раз убеждаться либо в еретическом мышлении, либо просто в духовной неразвитости современных художников.






А теперь заметим явление еще более интересное. То, что я дерзнула назвать «законом автографа» касается не только отдельных личностей, но и целых народов, их культурных и мировоззренческих традиций в определенные временные периоды. Например, обратим внимание на то, как строится, оформляется вход в христианский храм. Это – непременно перспективный портал. Причем -- как на западе, так и на востоке. Обрамление входной двери несколькими последовательно уменьшающимися арками зрительно стесняет дверной проем.



Такой, повторяющийся более полутора тысяч лет архитектурный прием, конечно, не может быть случайным. Он родился от образного осмысления слов Спасителя о том, что только «тесными вратами» можно войти в царство небесное. Напрашивается сравнение с мусульманской храмовой архитектурой, которая получила название портально-купольной. Тут мы неизменно видим огромные порталы с входными проемами до 20 метров. И плоская, декорированная орнаментами и надписями из Корана портальная стена особенно выявляет величину широчайшего входа. И в этом, безусловно, заключен смысл определенной религиозной концепции, в корне отличной от христианства: в райскую жизнь войдет весь народ -- то есть каждый мусульманин, строго соблюдающий «столпы» исламского исповедания.

Архитектура не зря названа так. Она – «архи» -- то есть стоит над всеми искусствами, во многом порождает их, командует ими. Поэтому именно архитектурные памятники оставляют самые красноречивые автографы. Представим себе «великие стили», наиболее полно выразившие мировоззрение европейского Средневековья (8 – 14 века) и наиболее властно подчинившие себе иные искусства – стили романский и готический. Воинственное время, когда в постоянных кровавых столкновениях постепенно формировались территории и границы современных государств. Отважный рыцарь --главный герой этого времени. Защититься от неприятеля, твердо стоять на завоеванной территории – главное назначение замков, храмов, монастырей, городских укреплений. Естественно, романский стиль --это стиль строения-крепости, неприступной, с замкнутым внутри себя пространством, с непробиваемой толщью стен, часто имеющий образ угрюмой воинственности. Но такова в самых общих чертах характеристика классической романской архитектуры на западе. В Киевской Руси в 11-12 веках тоже господствует романский стиль. Но насколько же он отличается от западных образцов. Принявшая христианство с сердечной чистотой и горячей верой новокрещеная Русь мыслила иными образами. Она имела образец восточно-христианского, византийского искусства, но и его не повторила. Белокаменные храмы стали легко возноситься над лугами и лесными дебрями, стали центрами древних городов. Храмы-витязи, богатыри, они не были угрюмыми, а порой словно улыбались . Крестово-купольная архитектурная система, любовь к праздничной многокупольности, величавость и торжественность наиболее полно выразили идею соборности апостольской Церкви. А полное соответствие внешнего вида храма его интерьеру так хорошо отвечает простоте душевной, когда ни в помыслах, ни в поступках нет ничего «от лукавого». И лишь в русской романской архитектуре мог быть сотворен не только храм-витязь (как Димитровский собор во Владимире),



но и храм-невеста, многие века покоряющая изяществом и скромной красотой церковь Покрова Богородицы на реке Нерль.



Когда же в западной Европе воцарился готический стиль (13-14 века) Русь не «заразилась» им. Зачем храму тянуться ввысь и ввысь на недосягаемые высоты, если Бог всюду и везде, если царство Божие внутри нас? Правда, во времена расцвета готики для Руси стала самой актуальной проблема выживания в условиях татаро-монгольского ига и крестовых походов на западные русские города.

Зато в западной Европе готика явила себя как чудо строительной техники и образной гармонии, выразившей дух времени позднего Средневековья. От мощных крепостных стен романских храмов словно бы остались лишь опорные столбы, уходящие на огромную высоту к вытянутым ввысь, стрельчатым крестовым сводам. Плоскости стен почти целиком заняли витражи, пронизывающие все пространство готического храма многоцветными лучами света, вибрирующего, таинственного, способного вызвать или поддержать мистический экстаз в душе молящегося. И еще – полное не соответствие экстерьера и интерьера. Снаружи готический храм похож на некую огромную сороканожку, образованную контрфорсами, поддерживающими опорные столбы. Иначе они не вынесли бы собственной высоты. Но упомянутые контрфорсы тоже должны на что-то опираться. Поэтому были изобретены сложнейшие конструкции со множеством функциональных и декоративных деталей, находящихся вне здания.

Можно сказать, что готическое сооружение необычайно хитроумно и многосложно. Но не столь же хитроумно и многосложно было обучение в первых европейских университетах с их схоластическими принципами? Не случайно само понятие «схоластика» стало обозначением умствования, изощренного в постановке вопросов и бесплодного в их решении. (Как, например – сколько ангелов может уместиться на острие иглы?)

В это же время, после отделения римо-католической Церкви от восточного православия, на западе складываются свои принципы монашества, молитвенного делания и всей аскетической практики. Она тяготеет к чувственной мистике, к экстатическим ощущениям и восторгам – к тому самому, что в православной аскетике называется не иначе как прельщением, которого всеми силами следует избегать . Но как прекрасно соответствует именно западному умонастроению и зыбкий свет витражей, и звучание органа, властно зовущее в мир трансцендентальных чувствований. И скульптурные изображения, которыми наполнены изнутри и снаружи романские и готические храмы запада, гораздо более чувственны, чем целомудренная плоскостность и бесплотность восточной иконы.